Пока не пришел сорокалетний щуплый Лях, всегда одетый в грязные джинсы и какой-то бабий с растянутым воротом свитер, Денис еще раз проанализировал свою таблицу. Она покрылась выступившими мурашками часов и минут, ее оплетали пояснения, к которым подцеплялись длинные комментарии, и поэтому глаза по ней разбегались. Денис собрал их в кучку, вздохнул и начал заново чертить более наглядную диаграмму, заштриховывая черной пастой или оставляя белым квадратик каждых десяти минут – промежутка времени, необходимого для того, чтобы зайти в кабинет Новокрещенных, открыть стол, взять браслет, выйти, спрятать браслет и отдышаться.
- Какого ляха тебе нужно? – еще только появившись в дверном проеме, взорвался Константин Олегович, чей головной платок, завязанный по-пиратски с узлом на боку, сразу же напоминал об «Острове сокровищ». Взрывался Лях постоянно: словами, загулами, страстями и красками полотен, и поскольку в понедельник ему предстояло «рвануть» открытием новой экспозиции, церемонится с мальчишкой, вздумавшем поиграть в милиционера, он не собирался.
- Какого Ляха? Мудрого, талантливого, терпеливого.
- Ладно, извини, - подобрел художник от беспринципной лести. – Я, и в правду, чересчур взвинтился, прикидывая, не захватить ли мне «Шашку артиллерийскую» из боковой витрины, чтобы разговор оказался покороче. Обстановка в отделе из-за браслета нервной стала: или ты ругаешь, или тебя ругают, или перед тобой ругаются.
- Шашка кавалерийская, а не артиллерийская, - не удержался от уточнения Денис, хотя художник мог снова взорваться, но обошлось - у Ляха шел накопительный период, когда он бывал по-житейски благоразумным.
- Мне без разницы, ультрамарином в киноварь. У меня там этикетки сохнут, и пчела-дура обезумела: думает, вот, мол, дождь, все в улье бездельничают, а я «работяшшая».
Штирлиц знал, и Денис - тоже: картонные полоски с названиями экспонатов и текстами, художник клеил на разведенный мёд, потому что он держал намертво, не давая желтых подтеков и пятен, как канцелярский клей.
- …Тебе что хотелось выяснить? - спросил Кирилл Олегович после лирического отступления о затравившей его пчеле, которая все норовила провести перекрестное опыление этикеток. - Не спёр ли я браслет?
- Конечно, - с легкостью согласился Денис. - И не вставил ли цыган Лях себе и своим лошадям сделанные из него золотые зубы? Сейчас рот обследовать буду.
Художнику идея так понравилась, что он захохотал:
- Молодец, парень, что никому спуску не даешь.
- Константин Олегович, вы видели браслет раджи? При каких обстоятельствах?
- Так его только ленивый туда-сюда не таскал; его Бородище, считай, специально и принес из «драгов», чтобы потерять. Чего вы все с браслетиком этим носитесь и кудахчете: «Ах, раритет!»? Показывал Василич его вчера: сделан кустарным способом, и орнамент плохо прорисован. Нет, я сторонник сложных форм.
«Картины художника Николаева, изображающие зарод сена и мужика в одинаковых черных художественных рамках», - подумал Денис, хотя вслух спросил с дипломатической вежливостью:
- Вы ведь заходили сегодня в общий кабинет?
Лях оказался безукоризненно точным: назвал тех, кто был в комнате, когда он пришел за степлером, описал, чем занимались Кабаров, Вильницкий и Галина, и даже время назвал с точностью до минуты, так как был очень неплохим профессионалом, имевшим цепкий, непроизвольно фотографирующий обстановку, наметанный глаз.
Но если с художником Денису повезло, то Саша Вильницкий, которого он вызвал следующим, повел себя, как чешский патриот Юлиус Фучек в фашистском застенке:
- Ничего не скажу.
- И не надо, - отрубил Денис. – Пусть подозрение падает на Галину, ведь она призналась, что брала браслет.
- Это провокация, - продолжал упорствовать Саша. - Ничего она не брала!
- Еще как брала. Другое дело, что, налюбовавшись им, Попова положила украшение на место, а ты видел ее манипуляции.
- Да, видел! И могу подтвердить, - наконец признался Александр, после чего разговаривать с ним стало легче, потому что он прекратил играть желваками и гордо вздергивать подбородок. – Зря ты Галочку подозреваешь в краже. Не такой она человек.
- Ты ее любишь, - со смазанной интонацией, которая не давала понять, что прозвучало: вопрос или утверждение, сказал Денис, проверяя возникнувшую у него догадку, что гусар Вильницкий неравнодушен к барышне Поповой, чем и объясняются неровности его поведения.
- Если кому-нибудь об этом проболтаешься, малолетка, готовь себе «Умерший снаряд», - пригрозил студент, имея в виду саван - «Погребальный наряд русского мещанина втор. пол. ХIХ в.».
- Не нужно нервничать, Саша, у меня все тайны – коммерческие! И, давай-ка, лучше вернемся к нашим делам…
Денис выяснил, что всю первую половину дня, Вильницкий провел в общем кабинете и выходил из него только единожды, примерно в одиннадцать-пятнадцать.
Когда Саша ушел, и диаграмма была пополнена полученными от него сведениями, ответ на вопрос, кто и когда мог своровать браслет, обозначился на листе цепочкой белых квадратов, сливающихся в светлую полоску. Денис пририсовал к ней остроконечную стрелочку, упершуюся в одну из фамилий списка, удовлетворенно откинулся на спинку стула, и прислушался к шелесту дождя, перекрываемому бубнящим за неплотно закрытой дверью голосом Галины, которая проверяла коллекционную опись:
- …Височное кольцо, медь; шейная грива витая трехгранная, бронза; коньковая шумящая подвеска с утиными лапками; спиральная пронизка; якорьковая привеска; поясной набор из девяти накладок-сердечек…
- Кабаров, стань передо мной, как лист перед травой, - крикнул десятиклассник, думая о том, как ему повезло: если б стрелок получилось несколько, то пришлось бы изобретать еще один велосипед.
- Браслет взял ты, - без обиняков сказал он Володе, который, зайдя в комнату, остановился перед столом, не присаживаясь. – Зачем?
Если б студент начал лгать или выкручиваться, Денис мог попасть в очень неловкое положение, потому что многоступенчатые расчеты, кто имеет алиби, а кто нет, были ясны для него самого, а если б он взялся рассказывать о них, то это могло занять недельку-другую.
Но Кабаров сдался без сопротивления: он сцепил пальцы в замок и собачьим, выпрашивающим конфету, жестом поскреб воздух перед собой:
- Не губи! Меня вышвырнут из вуза, если история получит огласку.
- Голос! – невольно засмеявшись, приказал Денис.
- Тяф и еще два тяфа, - сейчас же отозвался студент.
- Зачем ты его взял? – снова стал строгим Завьялов. - Кража музейного предмета по разрушительным последствиям для психики сравнима только с «Крылатой ракетой на подходе к селу Покровскому».
- Да, я помню, цветная фотография ««Метеор» на реке Волге», - сказал Кабаров. - Глупо получилось. У меня девушка есть… Хотя, нет, не совсем так, она у меня есть, но есть ли я у нее - еще вопрос. Особенно ей не нравится моя будущая профессия. Раньше тот, кто заканчивал истфак, шел прямиком в райком, в горком и в профком: всегда на виду и при деньгах. А сейчас кем я буду? Учителем истории – лженауки, дискредитировавшей себя угодничеством перед власть имущими? Вот я и похвастался ей, что занимаюсь старой «ювелиркой», орденами, прижизненными изданиями, фарфоровыми сервизами фабрики Гарднера – в общем, антиквариатом. Отчасти это правда, и я имею дело с кое-кем из коллекционеров, но «Кузнецова» и «Гарднера» в ЦУМе не продают, а она потребовала доказательств. Мне нужно было удивить Алису до экстаза. Тут этот дурацкий браслет подвернулся, явно, что старинный и очень дорогой. Новокрещенных же хотел весь день в университете поработать, а завтра я бы положил браслет на место, и все. Что вот сейчас мне делать?
- Не знаю. Почему ты сразу не признался, когда Борода объявил о пропаже браслета?
- От страха. Растерялся. Скис. Кто меня после такой истории хоть к одной археологической коллекции подпустит? …Ладно, давай зови всех – я признаюсь!
Кабаров медленно опустил голову, но Денис успел заметить, что глаза у него влажно заблестели, и десятикласснику стало жалко преступного элемента. К тому же логических изъянов в исповеди Владимира он не нашел: Борода действительно не собирался вернуться в отдел, а, значит, только по случайности он обнаружил отсутствие браслета в ящике.
- Надеюсь, что этот урок ты усвоил хорошо, будущий учитель лженауки, - сказал Денис и решительно добавил. – Сделаем так…
Ему пришлось изложить план действий три раза, пока Володя сумел сосредоточиться, и грамм сто благодарных слез к Галкиному литру студент все-таки добавил. Мужчины не плачут, но ведь только по пустякам.
Когда они вышли вдвоем в общую комнату, Денис отметил, что обстановка стала накаляться: хмурый Петр Васильевич с ненавистью смотрел на телефон, решив, по-видимому, все же вызвать милицию, а Галина и Саша отговаривали его, поэтому следовало поспешить.
- Я вычислил, где находится браслет, - просто сказал Денис. – Отбой воздушной тревоги!
- Ты не шутишь? – тугим напряженным голосом прогудел Борода.
- Нет. Мне только необходимо задать вам всем по вопросу для уточнения. Так что прошу вас, Петр Васильевич, в ваш кабинет.
- По второму кругу уже идем, - заметил Саша.
- Лишь бы не по этапу, - с невозмутимым лицом отозвался Кабаров.
Вернувшись в кабинет заведующего с Бородой и подождав, пока тот не займет свое законное место, Денис спросил:
- Почему этот браслет называется «браслетом раджи»? Нелогично. Он ведь женский.
- По правде говоря, я не в курсе дела, - с некоторой растерянностью ответил Петр Васильевич. – Он поступил в музей еще до революции, и с тех пор его так и называют.
- Ребята, идите сюда, - позвал Денис практикантов.
- Чего тебе, старче? – показался в дверном проеме Вильницкий, галантно пропускающий вперед девушку.
- Как ты думаешь, Александр, амазонки – вымысел греческого поэта Гомера или они реально существовали?
Вильницкий в свою очередь спросил десятиклассника:
- А какое это имеет значение?
- Да никакого. Просто интересно.
- Где браслет? – почти уже взвыл Борода.
- У вас в портфеле, - сказал Денис. – Володя, посмотри-ка там в портфеле у Петра Васильевича. Ищи среди гранок. …Понимаете, я проверил, у всех есть двойное или тройное алиби, значит, никто браслета не брал; весь отдел мы тщательно обыскали, следовательно, браслет в совершенно неожиданном месте, которое не осматривали. …Допустим, в портфеле.
- Есть!!! – заорал Кабаров, подкладывая браслет в листы с корректурой, так, как не кричали матросы Колумба, открыв Америку.
- Фу, черт! Как меня угораздило. Вынимал сегодня гранки и клал их обратно несколько раз, и машинально переложил и браслет. Извините! – покаянно сказал Борода.
- Не извиняйтесь, Петр Васильевич – всем нам случается ошибаться, - сказал Володя. – На обед пора. Можем мы идти, Денис?
- Конечно. Петр Васильевич, а вы как думаете, мог ведь Гомер, когда писал об амазонках, искренне считать, что они существуют?
- По-моему, он просто пошутил: так сказать, гомерический хохот.
- Не скажите! Допустим, что, занимаясь систематической контрабандой золотого руна, кто-то из путешественников Древней Греции имел контакты с кочевниками южнорусских степей, и отсюда родилось утверждение, что есть народность, состоящая из одних женщин.
- «Ехал грека через реку…» Чтобы ушлый грека да не смог отличить раков от креветок и Аполлонов от Афродит? Это сколько выпить-то нужно? – сказал Новокрещенных и повел глазами по углам, пересчитывая древнегреческие амфоры на современные поллитровки, так как от пережитого с золотым браслетом его тянуло хотя бы поговорить на эту тему.
- Среднестатистический кочевник выглядел так: бороды нет, или вся она укладывается в пять волосинок; голос звонкий - из-за тщедушного сложения тела, потому что на кобыльем молоке животов не нарастить; длинные волосы заплетены в косу. К тому же одевался он в «унисекс», то есть халат. А если сюда же прибавить смутные представления греков о матриархате, то можно делать вывод: за амазонок они приняли кочевников.
- Нам татарам все равно. Но ты силен! Сам додумался?
- У Гомера вычитал. Я и «Одиссею», и «Эллиаду» полностью проштудировал: хотел понять, как рассуждал Шлиман, когда отыскивал Трою.
- На истфак поступать будешь?
- Да, но это через год, - ответил Денис.
- Все равно, к декану завтра сходим, чтобы место застолбить. На всякий случай, пока тебя другие не перехватили. Светлая у тебя голова! …И спасибо, коллега, что выручил с поганым, как выразился Саша, браслетом.
